Один из «партизан». Иди ты!..
«Чапаев». Право слово, моргает. И шевелится весь… как человек.
Пауза.
«Матрос». Да… Нету теперь прежнего геройства… Вот был бы Чапаев доктор – он бы мигом через какую хочешь пургу пробился бы.
«Фурманов». Ладно уж.
Молчание. Вбегает вихрастый парнишка и оглушительно палит из бутафорского пистолета.
Вихрастый. Давай крик за сценой!
«Чапаев» (вбегая на лестницу). Товарищи чапаевцы, слушай командира! Бейтесь до последнего, что есть силы! К нам идут на подмогу красные части… Они уж близко. Вперед, дорогие бойцы!
Все. Вперед! Да здравствует Чапаев! Ура!
Треск бутафорского пулемета. За сценой фанфары играют боевой сигнал. Отворяется дверь. Слышно завывание пурги. На пороге появляется высокий парень, на руках у него Таня. Он медленно входит и кладет ее на широкую скамью.
Парень. Снегу принесите! (Устало опускается на табурет.)
Башняк приносит в ведерке снег. «Партизаны» обступают скамью. «Фурманов» осторожно раскутывает Таню.
«Матрос» (удивленно). Ребятки, девушка!..
Башняк. Видел я ее где-то… Убей меня Бог, видел.
Парень. Лицо ей снегом разотрите… и руки.
«Чапаев» (дает парню водки). Глотни-кась.
Парень пьет.
Так… теперь полегчает.
«Фурманов». Что за девушка, Иван? Где нашел?
Парень. У самого поселка. Она, видать, из города на лыжах шла, а тут пурга… Я до крайних бараков ходил, смотрю – по снегу ползет кто-то… Что, думаю, за история? Подхожу, а она чувств лишилась.
«Матрос». Да кто она есть? Куда шла?
Парень. Не знаю…
«Чапаев» (вынимает из мешка Тани градусник). Градусник, ребятки! (Пауза.)
Башняк (вглядываясь в лицо Тани). Стой, стой! Вспомнил… Она… Она и есть! Я в городе в больницу ходил – и вот, значит, она… (Кричит.) Ребятки… доктор!
«Матрос». Где?
Башняк. Вот она… доктор!
«Чапаев». Врешь!
«Матрос». Она? Девчонка?
Башняк. Я побежал… скажу, доктор… доктора принесли.
Парень. И я с тобой.
Быстро убегают.
«Матрос». Ах ты маленькая! (Обнял Таню, целует.) Ах ты… Чапай!..
Вихрастый (ударил кулаком по столу). Что делаешь? Одурел, что ли?
«Матрос». Уйди ты…
Вихрастый. Тихо! Тихо! (Подбегает к краю сцены и слушает.) Так и есть! Чуть не опоздали… Партизанский выход. Давай все на сцену! Впереди Чапаев, за ним Фурманов и прочие герои! Живо, давай!
Все бегут на сцену. Вихрастый парень склоняется над Таней.
(Тихо.) Ну откройте глаза, ну, пожалуйста, скажите что-нибудь… Вы дошли. Вы все-таки дошли…
Со сцены доносится любимая чапаевская песня:
Таня открывает глаза, медленно приподнимается, с удивлением смотрит вокруг.
Таня. Что это? Не понимаю…
Вихрастый (с восторгом смотрит на нее). Видите, вы все-таки дошли. Вы ведь доктор, правда?
Таня. Правда. Это прииск «Роза»?
Вихрастый. Да.
Таня. А почему поют?
Вихрастый. Так надо. (Пауза.) Вам плохо, да?
Таня. Нет… мне лучше… Только нога… Я, кажется, сильно ее расшибла. (Пауза.) А где мои лыжи?
Вихрастый. Вы не должны горевать… Я подарю вам новые. Таких ни у кого нет.
Таня (недоумевая). Спасибо.
Вихрастый. Тихо! (Прислушивается к тому, что делается на сцене, и дважды палит из бутафорского пистолета.)
Таня. Что это вы?… Зачем?
Вихрастый. Гражданская война. Чапаев – понимаете?
Таня. Мне надо идти. Помогите встать… Надо найти директора прииска. (Старается встать.) Нет… не могу… больно.
Открывается дверь. Вбегает Башняк, за ним Шаманова.
Башняк. Вот…
Шаманова (вглядываясь). Таня?!
Таня. Вы? (Растерянно.) Что же это… почему?
Молча смотрят друг на друга.
Шаманова. Вы… вы к Герману?
Таня (испуганно). Он здесь?
Шаманова. Нет… Он в Москве, но завтра выезжает… Что-нибудь случилось? Почему вы ночью, в пургу…
Таня (кричит). Подождите! Вы директор «Розы»?
Шаманова. Да…
Таня. И сын… это Германа?
Шаманова. Да. А где доктор?… Вы приехали с ним вместе? (Пауза.) Ну говорите же, Таня…
Таня (беспомощно). Я доктор… Я… я… я…
Шаманова. Ты? (Подбежала к Тане, молча ее целует.)
Таня (тихо). Ему очень плохо?
Шаманова. Очень.
Таня. А как его зовут… сына?
Шаманова. Юрик… Юра.
Таня. Юрик… (Тихо.) Да… Герман всегда хотел назвать его Юрой…
Шаманова (удивленно). Его?
Таня. Сына.
По лестнице спускаются «Чапаев», «Фурманов», «матрос», «партизаны».
Отведите меня к нему… Тише, у меня плохо с ногой… Нет, ничего, я дойду сама.
Из зрительного зала доносятся аплодисменты, толпа «партизан» расступается, пропуская Таню.
Картина восьмая
Таня (просыпается, замечает Игнатова). Алексей Иванович? Вы? А я задремала… Какими судьбами?
Игнатов (он явно взволнован, но не хочет показать этого). Да вот… приехал на прииск по служебным делам. Ну, и вас очень хотел проведать… поглядеть, как вы тут живы-здоровы.
Таня. А я только что вас во сне видела – вы меня чаем угощали и ужасно сердились почему-то.
Игнатов (вынимает газетный лист). Вот – это в газете о вас… прислали из Красноярска. «Самоотверженный поступок врача» и фотография…
Таня. А ее-то откуда достали? Ведь это же просто стыд, какая физиономия!
Игнатов. Из личного дела взяли, где ж было другую достать. (Смотрит на фотографию.) И правда – вы на ней курносая какая-то.
Таня. Курносая? (Улыбнулась.)
Игнатов. Вы уж не сердитесь, Татьяна Алексеевна, но я эту заметку вашим родителям отправил. Пусть порадуются вместе с нами.
Таня. Спасибо.
Игнатов. Одного вам не прощу: отчего вы тогда не сказали, что знали сводку погоды?
Таня (улыбаясь). Но ведь если бы вы узнали о пурге, вы не пустили бы меня…
Игнатов. Кто его знает. А может, я бы с вами пошел.
Таня. Я вижу, Алексей Иванович, вам завидно, что наконец в газете не о вас, а обо мне пишут.
Игнатов. А вы, я вижу, совсем от рук отбились – старшим дерзить? Извольте-ка возвращаться в город на работу. Ведь вы здесь уже целую неделю. Нет, нет, пора возвращаться домой, товарищ доктор! Знаете что? Через час я свои дела закончу, и… давайте поедем вместе, а?